Лауреатом первой премии Евро-Азиатского Еврейского Конгресса «Проект года» стала Международная Общественная Организация евреев-бывших узников гетто и нацистских концлагерей.

«Это большая честь для нас вносить свою скромную лепту в важнейшую деятельность организации бывших узников, которая, под бессменным руководством Олега Ефимовича Мортковича, делает все возможное для медицинской и социально-психологической поддержки бывших узников, а также для сохранения и передачи живой памяти о Холокосте молодому поколению», — сказал Президент Евро-Азиатского Еврейского Конгресса д-р Михаил Мирилашвили.

Премия «Проект года» учреждена на проходившей недавно в Киеве Генеральной Ассамблее ЕАЕК с целью поощрения наиболее ярких и успешных проектов ЕАЕК и формирования высоких стандартов деятельности еврейских общин Евро-Азиатского региона.

Руководитель Международной Общественной Организации евреев-бывших узников гетто и нацистских концлагерей Олег Ефимович Морткович рассказал нам о еврейских детях, чудом переживших Холокост, и о том, какую важную работу проводит организация. Интервью провела Юлия Вагапова.

Олег Ефимович, расскажите, как была основана организация? С чего все началось? 

Дело в том, что до 1990 года на постсоветском пространстве история Холокоста вообще замалчивалась. Моя бабушка всегда на вопросы о Катастрофе отвечала: «лучше тебе про это не знать». И такой была позиция большинства. Это привело к тому, что после «потепления», когда люди перестали молчать, оказалось, что потеряно колоссальное количество информации и фактов. С этими последствиями мы боремся до сих пор.

А тогда, в 1991 году, группа людей решила собрать всех, кто в малолетнем возрасте находился в гетто или концлагерях, чтобы защищать их интересы, права и жизни. Так начала функционировать московская общественная организация бывших малолетних узников гетто и концлагерей.

Как оно обычно бывает, сначала было тяжело: без статуса, без какого-либо финансирования, существовали на одном энтузиазме и вере в людей. Впоследствии мы получили признание многочисленных общественных организаций, ведь у каждого из нас не просто тяжелая судьба, каждый — это уникальная история, это память и знания, которые нужно сохранить и передать.

Не могли бы вы поделиться одной из этих историй?

Как я уже сказал, каждая история уникальна. Но объединяло всех этих людей одно — они случайно выжили. Фашисты в первую очередь уничтожали детей как будущее нации. И в те годы были убиты, замучены, расстреляны 1.5 миллиона детей. Среди наших узников были те, над которыми проводились медицинские эксперименты, были и те, которых пытали на глазах матерей.

Историй множество. У нас, например, есть узник, единственный, кто сидел в немецкой тюрьме. Мама его не была похожа на еврейку — блондинка с голубыми глазами. Она была связана с партизанами. Ее немцы вместе с сыном схватили, посадили в тюрьму и пытали, чтобы выяснить, к кому она имеет отношение. Молодую женщину подвесили к потолку, рассекли соски, но она ничего не говорила, а только громко и сильно ругалась нецензурной бранью. Немцы решили, что еврейская женщина не может так ругаться и отпустили обоих. Так они и выжили.

Еще одному нашему участнику в годы войны было всего пять лет. Он помнит, как на расстрел повели его мать и сестру. А маленький мальчик не понимал, что происходит и начал громко звать маму. Люди вокруг накрыли его собой, чтобы он замолчал. А он видел, как мать и сестра упали в яму замертво.

Очень многие в годы Холокоста прятались в подвале, их укрывали местные жители, не евреи. Среди наших узников один почти всю войну провел в таком укрытии вместе с мамой и сестрой. В какой-то из дней в дом вошли немцы. Девочка из-за громких звуков, шагов и страха начала плакать. Мать накрыла ее подушкой, чтобы детский плач их не выдал. Когда солдаты ушли, наш узник посмотрел на сестру, а она уже вся черная.

У нас есть женщина, ей недавно исполнилось 85 лет. На ее глазах расстреливали мать, братьев и сестер. А дед ее бросил первую в яму. И ночью она выползла из этой ямы вся в крови, прошла два километра, и ее поймали и отправили в концлагерь. В единственный лагерь, на котором было написано, что это лагерь смерти. Когда Красная Армия пришла освобождать его, там осталось всего 9 человек, среди них — наша узница. Потом ее ждал детский дом, голодание, ведь после войны не было ни еды, ни одежды. Люди брали мешки из-под картошки, подпоясывали и носили.

Сколько бывших узников охватывает организация? Каким образом оказывается помощь?

Сейчас у нас 170 человек, только за прошлый год ушло из жизни 20. Разбросаны наши узники по разным странам. Основная масса сейчас, конечно, в Израиле. Помимо России, есть и в Украине, Белоруссии, Молдавии и США. Надо сказать, что наша организация по своему составу уникальная, самая настоящая академия наук: лауреаты государственных премий, известные драматурги и режиссеры, заслуженные врачи. Несмотря на весь тот ужас, что они пережили, на бесконечные детские дома после войны, голод и одиночество, эти люди смогли не просто стать частью общества, а добиться многого, реализовать себя и стать достойными людьми.

Что касается помощи, то помимо медицинского обслуживания, мы стараемся бороться с их главной проблемой — одиночеством. В Москве у нас хороший офис. Мы организовываем еврейские праздники, накрываем стол, зовем музыкантов. К нам приходит много гостей, в том числе, и из правительства, и из Думы. Наши мероприятия всегда очень весело проходят, кто может, танцует. Они так хоть хоть на какое-то время отключаются от своих проблем и мыслей. На несколько часов будто бы забывают то, что им пришлось пережить.

Какие проблемы стоят сейчас перед вашей организацией? Какую поддержку вы получаете?

Самая главная проблема и главная наша задача — сохранение памяти. Нас остается все меньше и появляются заявления, что Холокоста не было совсем, будто бы мы все это придумали. Конечно, останутся книги и фильмы. Но когда молодежь общается непосредственно с людьми, которые пережили Катастрофу, формируется совершенно другое отношение.

У нас проходят встречи с Российским союзом Еврейских студентов, где наши подопечные общаются с молодым поколением. А недавно мы были в одной еврейской школе, выступала одна из наших узниц, человек 50 было. И половина людей вдруг встала и вышла, потому что не могли перестать плакать. А потом ко мне подошла учительница и сказала, что сама даже подумать не могла, насколько это было страшно.

Я сам бывший узник и потому с состраданием отношусь к тому, что им пришлось пережить. А вот молодежь не всегда понимает поведение наших узников. Почему, например, пожилые люди после каждого мероприятия положат к себе в сумку несколько пирожков или еще какую-то еду. Дело же не в отсутствии воспитания. Дело в том, что после пережитых ужаса и голода это уже становится частью тебя, этот страх, что еды больше не будет.

У нас, например, есть члены Нью-Йоркской Академии наук, они могут себе все, что угодно позволить. Один из них был в минском гетто. И то, что он там пережил, не поддается никакому описанию. Дело доходило до того, что каждая клеточка внутри кричала «хлеба!». И он проползал под проволокой в поисках какого-нибудь кусочка еды. В одну из таких «вылазок» наш узник нашел мороженую картофелину. И стал ее медленно есть. И ничего в своей жизни он вкуснее не ел: ни до, ни после. От этой мороженой картофелины в его организме началась какая-то песня, как будто музыка внутри играла.

Вторая проблема — нехватка финансирования. Конечно, деньги выделяются. Но если западные страны получают гранты и пособия, то у нас таких возможностей нет. Нам очень помогает Евро-Азиатский Еврейский Конгресс и мои связи в Москве, особенно когда надо кого-то устроить в больницу. Волонтеров практически нет. Но это не потому, что люди не хотят помочь. Наши узники, по понятным причинам, очень недоверчивые. Если они волонтера не знают лично, то домой, конечно, не пустят.

Олег Ефимович, вы и сами бывший узник с уникальной историей. Как вам удалось спастись?

Мне сказали, что моя история — единственная в своем роде за годы Холокоста. Мой отец — врач, а мама — балерина. В 1937 году у отца начались неприятности, а мой дед был управляющим поместья графа Потоцких в городе Дашев, Винницкая область. Он и посоветовал моим родителям уехать туда, где с ними ничего не должно было случиться.

Но началась война, отца призвали, в город зашли немцы. Мама ушла переводчицей в партизанский отряд, а меня оставила у своей подруги. И тут начались поджоги, людей убивали прямо на улицах. Подруга испугалась и оставила меня в поле. Я пролежал там три дня, пока меня случайно не нашел пастух. Он меня принес в ближайшую деревушку. На второй день пришел жандарм, который был связан с партизанами и очень хорошо знал моего отца. Тот в свое время спас его мать. И отдал меня на попечение какой-то местной женщине, которая укрыла меня в яме, где я провел 2.5 года. А в 1945 году моя бабушка меня нашла, но я тогда не говорил и практически не ходил.

Поиски своего прошлого я начал с 2010 года. Тогда я нашел биографию своего отца, написанную его рукой. И нашел справку 1945 года, в которой было написано: «Выдана Наталье Федоровне Бондарь в том, что она воспитывает сына врача Мортковича, расстрелянного немецко-фашистскими захватчиками за участие в партизанском отряде».

Я отправился туда, где родился, хотел поставить памятник родителям и отыскать Наталью Бондарь. Мне показали дом, где жил мужчина, который ее знал. Это оказался тот самый пастух, который спас меня тогда. Уже в Дашеве я нашел дневник одного врача, где было написано: «При задержании и оказании сопротивления был замучен и застрелен мой лучший друг Морткович». Отец похоронен в том же месте, где сейчас стоит памятник погибшим в годы Второй Мировой войны в городе Дашев. Моя мать также была замучена и расстреляна, ей было всего 24 года. А Наталья Бондарь получила статус праведника мира от Яд Вашем.

Для бывших узников я стараюсь делать все, что могу: лучшие врачи, лучшие палаты. Моя бабушка всегда говорила «сделай человеку добро и выбрось это в реку». Я раньше не понимал, что это значит, а теперь понял. Так и живу, чтобы люди, которые прошли через весь тот ужас, голод и страх, могли чувствовать себя людьми. Нужными и любимыми.