[vc_row][vc_column][vc_column_text]

Наш национальный характер многогранен, и в этом одна из причин, почему большинство других народов не понимают нас. Они всегда видят только одну сторону, одну грань и думают, что это все. Их поражает, разочаровывает или, по меньшей мере, просто удивляет, когда им вдруг становится ясно, что в нашем характере есть и другие стороны. Тем не менее, существуют две основные силы, которые воздействуют на нас и имеют наибольшее значение для понимания нашей сущности. Одна четко выраженная сила – это наша поразительная способность видоизменяться, приспосабливаться, становиться похожими на людей, среди которых мы живем. Я бы сказал, что это в какой-то степени верно, даже когда мы говорим о чисто внешней, биологической стороне нашего облика. Это можно пронаблюдать даже на членах одной семьи. У многих из нас есть родственники в разных уголках света. Собираются кузены на семейное торжество – и что же мы видим? Кузен Майкл – типичный американец, кузен Алекс – типичный израильтянин, а кузина Софа и ее детки – типичные белорусы. Но ведь их родители родные братья?

Но это лишь одна и не самая существенная сторона дела. Подлинная способность к приспособлению проявляется гораздо глубже, и она связана с нашей способностью впитывать окружающую культуру. Чтобы лучше понять это, попробуем обратиться к явлению очень сходному, которое принято именовать левантизмом. Человек левантийского типа тоже очень легко и быстро способен изменяться, схватывать новые языки, перенимать манеру одеваться и вести себя. Но это всего лишь имитация и подражание, они не затрагивают внутреннюю сущность.

Наша адаптация совершенно иная, это внутреннее преображение. С языком чужого народа к нам приходит глубокое понимание его духа, его чаяний, его образа жизни и мыслей. Мы не просто обезьянничаем, а становимся частью этого народа. Более того, спустя некоторое, часто очень недолгое время мы оказываемся в состоянии понять этот народ лучше, чем он сам понимает себя.

Этот феномен вовсе не означает, что евреев так уж любят в странах, где они прижились и стали частью окружающей культуры. Нет, это вызывает обиду и возмущение. У других народов складывается ощущение, что евреи не только порабощают их экономически, но и похищают их душу. Мы становимся национальными поэтами, драматургами, художниками других народов. Бóльшими англичанами, чем сами англичане, большими немцами, чем немцы, большими русскими, чем русские. На эту тему есть много анекдотично звучащих историй, но на самом деле мы уподобляемся тому актеру, который не просто играет роль, но сам становится человеком, в которого он перевоплощается на сцене. Если это талантливый актер, то создаваемый им образ в известном смысле правдивее, чем характер персонажа, ибо актер отыскивает самые типичные его детали и наиболее яркие индивидуальные особенности. И если евреи пытаются играть роль, то не как заурядные лицедеи и жалкие комедианты, а так, как играют великие трагические актеры. Подражая народам, среди которых живут, они изображают, скорее, тип народа, нежели отдельных его представителей. Возникает вопрос: как это нам удается? Огромное давление, оказываемое на нас, изначально народ маленький и слабый, всегда означало одно: мы должны либо адаптироваться, либо умереть. И те, кто не сумел приспособиться, действительно погибали. Те же, кто обладал талантом в каждом новом месте уподобляться тем, кто здесь живет, – выживали. В этом состоит одна из могущественных черт нашего национального «грима».

Но вот другая, не менее важная, сторона. У нас в душе постоянно звучит властный зов. То, чего он требует от нас, совершенно противоположно приспособлению и мимикрии. Этот зов – стремление к самопознанию. Иными словами, в нас есть какие-то трудно объяснимые элементы нашего «Я», от которых мы не можем избавиться, хотя не раз пытались это сделать на протяжении еврейской истории. Иногда после того, как одно, два или три поколения, казалось бы, уже приспособились и ассимилировались, из сохранившихся ростков вдруг снова вырастал древний ствол, как будто и не было никакой ассимиляции. Это как раз то свойство, которое прежде всего замечают в евреях другие народы с самого начала нашего существования: мы – самый упрямый народ в мире. Народ, который невозможно покорить, который можно разорвать на куски, но и эти куски, благодаря заключенной в них внутренней силе, вновь соединятся в единое жизнеспособное целое.

Как будто налицо очевидное противоречие. Но если вглядеться в проблему пристальнее, мы увидим, что эти два свойства нашего народа противоречивы только внешне. Просто способность к приспособлению означала бы, что мы должны были бы раствориться в других народах. Лет через сто мы исчезли бы, уподобившись им. И те из нас, кто действительно хотел этого, стали-таки частью других народов, если не сами, то в своих потомках. Но выжили – не как индивидуумы, а как народ, – только те, кто обладал дополнительным свойством, придававшим особый смысл нашей способности приспосабливаться и изменяться. Оно в том, что, изменяясь, мы сохраняем память и знание о том, что в нас есть нечто особое, что евреи иные, не похожие на других. Мы гибче, податливее, чем что бы то ни было на свете, и в то же время тверже, чем сталь. В этом – подлинный секрет того, что в течение двух тысячелетий мы сумели выжить и сохраниться.

Но давайте вернемся к нашему «актеру». Он опытен, преуспел и достиг вершины мастерства. Вот он сидит в своей гримерной. Снимает грим. Что он видит в зеркале?  Он так хорошо играл, что успел забыть, как он выглядит без грима. Кажется его спрашивают: «А сам-то ты кто?» Еврей может найти достойный ответ лишь одним способом: сознательно, по своей воле, перестать играть чужие роли.  Но для этого надо сделать все возможное, чтобы выяснить, что же мы собой представляем изнутри, какой образ живет в наших сердцах и как он  должен развиваться.

[/vc_column_text][/vc_column][/vc_row]